Второе уничтожение дракона прошло лучше, чем первое. Возможно, помогли отцовские копья, бившие в цель точнее, чем можно было ожидать при ее меткости и силе рук. Может, дело было в усердии Талата и в том, с какой быстротой он усвоил, что от него требуется. К тому же дракон попался одиночка.

Эта деревня находилась дальше от Города, чем первая, поэтому пришлось заночевать. Аэрин смыла драконью кровь с одежды и кожи — там, где она попала на кожу, оставались шелушащиеся красные пятнышки — в общинной бане, из которой всех повыгнали, дабы сол могла уединиться, а спать пришлось в доме старосты, тогда как староста с женой ночевали у второго старосты. Аэрин гадала, не получалось ли так, что второй староста спит у третьего и так далее и в конечном итоге кто-то ночует на конюшне или в огороде, но решила не смущать хозяев расспросами. Они и так пришли в изрядное замешательство, когда она отказалась выгонять старосту из его собственного дома.

— Это честь для нас, принимать дочь вашего отца и убийцу нашего демона, — сказал староста.

Ей не понравилось использование слова «демон». Она помнила, как Тор говорил, что усиление северного зла подстегнет возникновение мелких, но противных неприятностей типа драконов. Она также гадала: а может, староста вместе с беременной женой сам не хочет ночевать под одной крышей с ведьминой дочерью, и не вызовут ли они потом священника — деревенька была слишком мала, чтоб иметь собственного, — освятить дом после ее отъезда. Но спрашивать не стала и спала в доме старосты одна.

Пятый дракон стал первым, которому удалось ее достать. Юная сол проявила беспечность и поплатилась за это. Дракон оказался самый маленький из всех драконов на ее пути, но самый шустрый и, вероятно, самый смышленый. Ибо, когда она пригвоздила его к земле копьем и подошла отрубить голову, он не стал пыхать на нее огнем, как обычно делают драконы. Он уже много раз пробовал поливать ее пламенем без всякого толку. Когда драконобойца приблизилась к нему, он развернулся кругом, несмотря на копье, пригвоздившее его к земле, и вонзил зубы ей в руку.

Аэрин выронила меч и с шипением втянула воздух, ибо вдруг проснувшаяся гордость не позволила закричать. На то, чтобы сдержаться, ушли почти все силы, она, ослабев, стала падать на колени возле дракона, с ужасом глядя в его крохотный красный глаз. Неуклюже взяв меч другой рукой, она взмахнула им… Но дракон и так уже умирал, маленький глаз стекленел. Последние остатки ярости он потратил на то, чтобы сомкнуть челюсти на руке врага. У него не хватило сил уклониться даже от медленного и неловкого удара. Лезвие рассекло ему шею, он испустил дух, челюсти разжались, и дракон умер. А из руки Аэрин хлынула кровь и смешалась на земле с более темной и густой кровью дракона.

К счастью, та деревня оказалась достаточно большой и располагала собственным лекарем. Он перевязал гостье руку и предложил сонное зелье, которое она не решилась выпить, поскольку учуяла в лекаре немного настоящей магии и опасалась, не подмешал ли он чего в свои зелья. Хорошо еще, примочка на руке не причинила ей никакого вреда, хотя Аэрин и не смогла в ту ночь заснуть от острой боли в ране.

Дома гордость собственным положением и отцовское поощрение заставили ее посещать больше приемов и советов, управлявших страной, которой правил Арлбет.

— Пусть титул не вводит тебя в заблуждение, — говорил ей отец. — Король просто на виду. На самом деле я настолько на виду, что большую часть важной работы приходится делать другим людям.

— Ерунда, — возразил Тор.

Арлбет хохотнул:

— Твоя верность делает тебе честь, но ты и сам постепенно превращаешься в персону, которая слишком на виду, чтобы делать что-то полезное. И как тебе?

Самым важным из усвоенного Аэрин стало понимание, что королю нужны люди, которым он доверял бы и которые доверяли бы ему. И она опять-таки не унаследовала этого самого важного: она не могла доверять людям своего отца, потому что они не доверяли ей. Благодарности этот урок не вызывал. Но она вышла из укрытия, и так же как она не могла себе позволить закричать, когда дракон укусил ее, не могла она и вернуться к прежней жизни.

А доклады о драконах все прибывали, выезжать приходилось все чаще. Зато ей теперь с легкостью удавалось уклониться от королевских выходов — либо она была в отъезде, либо только вернулась и слишком измотана. Аэрин становилась все более быстрой и ловкой в уничтожении мелких опасных паразитов, и их коварство стоило ей не более чем случайного локона, выбившегося из-под пропитанного кенетом шлема. Маленькие деревни полюбили ее и прозвали Аэрин Огневолосая и были добры к ней, а не просто почтительны. И даже она, недоверчивая к любым проявлениям доброты, перестала думать, что старосты просят священников выгонять дух ведьминой дочери после ее отъезда.

Но убийство драконов не принесло ей славы при отцовском дворе. Мягкотелые министры, искусные лишь в словесных поединках, путешествовавшие в паланкинах и неспособные держать меч, по-прежнему не доверяли ей. Между собой они полагали весьма постыдным то обстоятельство, что сол, пусть даже она полукровка, воюет с драконами. Их растущий страх перед Севером только увеличивал недоверие к ней, чья мать пришла с Севера. Подумать только, она сражалась с драконами и оставалась невредимой, не считая того укуса, хотя более опытные охотники, бывало, гибли сами или оставались без лошадей… Это подлило масла в огонь суеверных страхов перед ней. На свет снова вытащили историю о безрассудной страсти первого солы, начавшую было угасать без новых подробностей, и досужие языки шептали, будто королевская дочь только выжидает. Они знали историю кенета, знали, что освоить секрет смеси мог любой желающий, но почему открытие сделала именно Аэрин-сол?

Никто, кроме Арлбета и Тора, не попросил ее научить их.

Однажды вечером, когда было выпито уже изрядное количество вина, Перлит стал развлекать общество исполнением новой баллады. Он заявил, будто услышал ее от женщины-менестреля на одном из самых мелких и грязных городских рынков. Собственно, и сама менестрель была мелковата и грязновата, добавил Перлит с улыбкой, путь ее в Город лежал через мелкие и грязные горные деревеньки, где она и услышала эту балладу.

Баллада воспевала Аэрин Огневолосую, чьи косы горят огнем ярче драконьего. Вот потому-то драконы и не могут причинить ей вреда, когда она выходит на бой с ними, — они теряются от стыда, завидев пламя ярче собственного. Второй сола обладал приятным чистым тенором, и баллада оказалась сложена не так уж плохо, а мелодия была старая и почтенная, ласкавшая слух многих поколений. Но Перлит за счет мельчайших модуляций и тончайших иронических намеков превратил песню в издевку, и у Аэрин побелели костяшки пальцев, сжимавших кубок с вином.

Когда Перлит закончил, Галанна звонко рассмеялась — уж она-то умела.

— Какая прелесть! Подумать только, мы живем рядом с легендой. Ты можешь представить, что кто-нибудь сложит песню о нас, по крайней мере при нашей жизни?

— Будем надеяться, песни, сложенные в нашу честь, окажутся не столь разоблачительны, — шелковым голоском отозвался Перлит, — как эта, где объясняется, почему наша Аэрин с такой легкостью убивает драконов.

Аэрин понимала, что виду подавать нельзя, но не стерпела и покинула зал, и Галаннин смех несся ей вслед по коридору.

Вести о Нирлоле дошли спустя неделю после исполнения Перлитом той баллады. В день прибытия гонца Аэрин уехала бить очередного дракона и вернулась в Город только на следующий день после обеда. На сей раз ей попалась не только пара взрослых драконов, но и выводок детенышей. Последний драконыш оказался почти неуловим. Мелкий размер позволял ему с легкостью прятаться, и, в отличие от братьев, ему хватило ума воспользоваться этим преимуществом. Но детеныши уже достигли возраста, позволяющего питаться самостоятельно, и Аэрин не посмела оставить в живых даже этого хитреца. Она бы и вовсе его не нашла, если бы драконья гордость не заставила малыша выпустить во врага язычок пламени. Мрачная неблагодарная работа — убивать такую мелочь. Детеныш даже не дорос еще обжигать человеческую кожу своими крохотными бледными огоньками. Но Аэрин сосредоточилась на мысли, что он вырастет в мерзкую тварь, способную поедать детей, выкопала его из норы и пристукнула.